А вот рассказ самого Матвея Ивановича Бемма, данный 25 лет спустя после тех событий, рассказ спокойный, без горечи, эмоций и каких-либо личностных оценок. Передо мной сидел уставший, печальный человек средних лет, изрядно потрепанный жизнью и переживший не одну трагедию, которых с лихвой хватило бы на нескольких. Уже после выхода из колонии-поселения, лет 8–9 назад, он, работая электриком, как-то ремонтировал неисправный трансформатор в дачном поселке. Исправив поломку, Матвей мог спокойно заканчивать свое дело, но его подвел педантичный немецкий характер. Мастер заметил, что болт, крепящий крышку трансформатора, сидит в своем гнезде кое-как, а это непорядок, требующий устранения. Пока Матвей Иванович возился со злосчастным болтом, под сильным порывом ветра выключенный рубильник (все прекрасно знают, что за рухлядь представляет собой наше электро— и прочее оборудование) самостоятельно вернулся в первоначальное положение «включено». Полученная электротравма чуть не отправила Бемма на тот свет, но он выжил благодаря крепкому организму. Правда, в результате лишился правой руки (культя на уровне верхней трети плечевой кости) и изуродовал левую руку. Любой бы на его месте или запил горькую, или наложил на себя руки. Но этот маленький мужественный человек с рыжими волосами, вперемежку с обильной сединой и спокойным взглядом серых глаз нашел в себе силы противостоять ударам судьбы. Он продолжает работать и с внутренним достоинством и сдержанностью рассказывает о том, что с ним произошло:
— В лагере для ментов в Мордовии, где я оказался, окружающие заключенные сначала просто смеялись, узнав, за что я получил срок. Здесь сидели милицейские чины за получение взяток, избиение задержанных граждан, хищение государственных средств. На меня поперву смотрели как на блаженного. Народ в спецколонии отбывал срок за конкретные преступления. Но потом я увидел, сколько среди них было нормальных, хороших людей, как это не удивительно, ведь они, вроде, были преступниками. Больше, чем на воле.
Но вернемся к его рассказу о том случае.
21 февраля 1980 года с 8 часов утра младший лейтенант милиции, старший инспектор ДПС ГАИ МВД КАССР Матвей Бемм заступил на суточное дежурство на пост ГАИ № 2 (на развилке трассы Элиста — Волгоград и дороги, ведущей в аэропорт). С ним дежурили двое дружинников: В. Куликов и С. Масловец. Наряд обслуживала личная машина С. Масловца — «Москвич-412». Стояла ясная морозная погода, степь вокруг поста ГАИ и трассы была покрыта плотным настом снега.
В течение дня по рации из дежурной части МВД поступали различные ориентировки, в том числе и об угнанных автомашинах, а затем пришел приказ министра: с 22 часов весь транспорт, проходящий через пост ГАИ, останавливать и регистрировать.
В 23 часа 45 минут со стороны Элисты показался двигавшийся на большой скорости «УАЗ-469» цвета «хаки». Выполняя приказ МВД и учитывая, что автомашина шла с превышением скорости, М. Бемм дал указание дружиннику Куликову, у которого имелись все необходимые аксессуары, включая жезл, остановить «уазик» для проверки. Сам он в это время проверял документы у водителя другого «УАЗа», ехавшего в аэропорт. Но вместо того, чтобы остановиться, «УАЗ-469» прибавил скорость, едва не сбив Куликова, и проскочил пост ГАИ, выключив фары и габаритные огни, после чего ушел в сторону с. Троицкое, резко увеличивая скорость движения.
С. Масловец уселся за руль своего «москвича», но тронуться с места не смог: забарахлил стартер. Тогда Матвей, не раздумывая, вскочил в «УАЗ», ехавший в аэропорт, сел рядом с водителем и велел преследовать нарушителя. Опять его подвел немецкий характер. Любой другой на его месте спокойно передал бы по рации на следующий пост ГАИ о подозрительной машине и умыл руки. Матвей понимал свой долг по-своему и принял решение догнать нарушителя. В который раз подтверждалась непреложная истина, что излишняя инициатива всегда наказуема.
Догнать убегавший «УАЗ» никак не удавалось, расстояние лишь с трудом сократилось примерно до 100 метров. На световые сигналы фарами остановиться преследуемый автомобиль реагировал точно так же, как дальтоник на цвета светофора.
Уже за Троицким Бемма догнал «Москвич-412», за рулем которого сидел Масловец, а рядом с ним Куликов. Милиционер пересел в более быстроходную машину, усевшись на заднее правое пассажирское сиденье. В это время преследуемый «УАЗ» свернул на дорогу, ведущую в сторону поселка Верхний Яшкуль. Погоня продолжалась. Звуковые и световые сигналы, а также сигналы жезлом в открытое окно успеха не имели, хотя не могли быть незамеченными преследуемыми; нарушитель не только хотел уйти от погони, но и маневрированием по трассе сознательно мешал обгону. Тем не менее расстояние постепенно сокращалось до 2–3 метров, в свете фар уже можно было различить армянские номера.
У водозаборной станции перед въездом в поселок Верхний Яшкуль армянский «УАЗ» резко свернул влево на проселок. Преследование по трясучей грунтовке, покрытой снегом, сильно затруднило дело. Снег, летящий из-под колес идущей впереди машины, залеплял лобовое стекло «москвича», ослепляя водителя.
Матвей Бемм решил сделать выстрел по колесам, но тряска на проселке была настолько велика, что пуля попала в заднюю дверцу преследуемого автомобиля, прострелив ногу одному из пассажиров. В тот день патрульным выдали боевые патроны, а не «милицейские», которыми не пробьешь и жестянку. Через несколько секунд у «москвича» отлетел глушитель, и он остановился. «УАЗ» кавказцев тут же резко затормозил в метрах 6–8, и из него выскочили все трое — водитель и двое пассажиров, в том числе раненный в ногу. Среди них выделялся решительный молодой человек с лицом, обрамленным густой иссиня-черной бородой, в руках которого при свете фар блеснул какой-то металлический предмет, напоминающий заводную ручку. Искаженные яростью лица, энергичные шаги в сторону машины милиции, наконец, металлический предмет в руках одного из нападавших не оставляли никаких сомнений в их намерениях.
Все трое стали рвать на себя переднюю пассажирскую дверцу, видимо, полагая, что стреляли оттуда, и даже почти выдернули из салона перепуганного Кузнецова, завопившего дурным голосом:
— Матвей, стреляй!
Один из троих кавказцев ринулся к полуоткрытой дверце, где находился Бемм. Матвей почти автоматически произвел выстрел поверх головы. Но то ли рука дрогнула, то ли расстояние оказалось близким к упору — пуля сразила парня наповал, попав прямо между глаз…
Отправившись в судебное заседание, я накануне внимательно изучил все имевшиеся по делу экспертизы и был в достаточной степени подготовлен. Но на беду почти у здания Верховного суда КАССР мне встретились два приятеля, подивившиеся моему столь парадному стилю одежды в обычный будничный день. А узнав, по какому важному и ответственному делу, и, главное, — куда я направляюсь, они не терпящим возражений тоном заявили, что без стакана «доброго» вина мероприятие никак не окажется успешным. Потом они завели меня в какую-то подсобку, где нами было употреблено на троих две бутылки «доброго» вина «Лучистое». Люди старшего поколения и среднего возраста помнят, какая это была гадость с резким, почти одеколонным, запахом, тьфу!
В душном зале судебного заседания (о кондиционерах тогда приходилось только мечтать), разморенный духотой и выпитым «добрым» вином, я постоянно склонял голову в сторону плеча государственного обвинителя Алексея Цаган-Кевюновича Манджиева. И если бы не жесткий погон форменного кителя и негативная реакция его владельца на такие беспардонные попытки, то я наверняка уютно примостился бы на плече прокурора вздремнуть. Поэтому на послеобеденное заседание в качестве эксперта был приглашен Иван Максимович Кирюхин.
Кстати, проявившему бдительность при попытке задержания подозрительных лиц М. И. Бемму «вкатили тогда на полную катушку» 15 лет. Потом оптимальный срок Верховный Суд РСФСР снизил, но судьба милиционера была сломана. Полагаю, что в нынешние времена при подобных обстоятельствах он мог бы вообще не получить срок. Я привел версию событий, изложенных Матвеем Беммом, и, честно говоря, верю его рассказу. Четверть века спустя ему нет нужды придумывать оправдательные мотивы своим действиям. Так оно все, вероятнее всего, и было. Не спорю, что даже за неумышленное (или неосторожное) убийство он должен был понести наказание, но ведь не 15 лет лишения свободы, как отъявленный супостат.
С этих пор в судебные заседания я появлялся трезвым — безусловно, безукоризненно и аккуратно одетым, с запахом хорошего мужского парфюма и соответственно досконально подготовленным (правда, случались и экспромты).
Свою манеру выступления в суде я специально не отрабатывал, но пытался придерживаться уравновешенного «академического» стиля с усилением акцента на важных, узловых моментах. При этом старался не загромождать выступление латинизмами, чтобы речь была понятной и доходчивой для всех участников судебного процесса, ведь нас слушают не медики, а юристы. С появлением опыта выступлений появился соблазн «поприкалываться» над некоторыми представителями защиты или обвинения, но в таких делах нужно соблюдать чувство меры и такта.
